Воспоминания о Великих Княжнах

"Ни одна просьба о помощи, обращенная к великим княжнам, никогда не пропадала втуне, - писала фрейлина баронесса С. Буксгевден. – Они снова и снова просили за человека, пока его дело не решалось, наконец, положительным образом. Когда Ольга Николаевна, которой в то время исполнилось 20 лет, начала получать на руки какую-то часть своих средств, первое, что она сделала, – это попросила свою мать разрешить ей платить за лечение в санатории мальчика-калеки. Во время своих прогулок Ольга Николаевна часто видела этого ребенка, ковылявшего на своих костылях. Она узнала, что его родители слишком бедны, чтобы оплатить дорогостоящее лечение, и сразу же начала откладывать свои небольшие деньги, выдаваемые ей на ежемесячные расходы, чтобы самой заплатить за лечение (с. 255)".

Баронесса София Буксгевден. Венценосная мученица. Жизнь и трагедия Александры Федоровны Императрицы всероссийской. – М.: Русскій Хронографъ, 2006.

"Все Великие княжны в шестнадцать лет получали жемчужные и бриллиантовые ожерелья, но Государыня не хотела, чтобы Министерство Двора тратило столько денег сразу на их покупку Великим княжнам, и придумала так, что он два раза в год, в дни рождения и именин, получали по одному бриллианту и одной жемчужине. Таким образом у Великой княжны Ольги Николаевны образовалось два колье по тридцать два камня, собранных для нее с малого детства (с.127)".

А. Вырубова. Страницы из моей жизни// Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. – М.: Сретенский монастырь; «Новая книга»; «Ковчег», 1999. – С. 45 – 246.

http://s-forum.com.ua/blog/post_1189863214.html

Авторы текста: Николай КАЛИНИН, Марина ЗЕМЛЯНИЧЕНКО


"Удовольствие, с которым я мыслями возвращаюсь к этому красивому приему в Зимнем дворце, для меня отравлено воспоминаниями о двух бедных девочках, которые, как мы тогда думали, имели перед собою всю жизнь, а на самом деле стояли на пороге своего страстного пути", — так пишет в своих "Воспоминаниях" княгиня Л. Л. Васильчикова(дочь кн. Л. Д Вяземского, начальника Главного Управления Уделов, члена Госсовета; была в числе приближенных царской семьи) о двух старших дочерях Николая II, впервые в жизни попавших на большой великолепный прием в мае 1913 года. Для них это красочное зрелище было "новостью, редким случаем видеть петербургское общество, и по их внимательным оживленным лицам можно было видеть, что они старались все заметить и запомнить лица (представлявшихся придворных — Прим. авт. ). Они были такими милыми, привлекательными девочками, и то, как позднее они проявили себя в своих испытаниях, показывает, что они имели в себе свойство замечательных женщин".

Великой княжне Ольге к моменту описываемых торжеств по случаю 300-летия Дома Романовых исполнилось семнадцать с половиной, Татьяне — шестнадцать лет. В многочисленных изданиях, посвященных последним Романовым и доступных сейчас широкому кругу читателей, о них приводятся только краткие сведения: описание внешности, некоторых привычек, и совсем немного об их интеллекте. О самой младшей из четырех сестер, Анастасии, до сих пор пишется больше всего, но только в связи со скандально повторяющимися появлениями самозванок.

"Течение неумолимого времени, а также краткость их жизней стерли из человеческой памяти индивидуальность и характеры дочерей последнего императора", — начинает главу о великих княжнах Р. Масси, книга которого "Николай и Александра", на наш взгляд, является одним из самых блестящих исследований о жизни Дома Романовых в преддверии октябрьского переворота. И далее писатель добавляет "Дочери Николая II были цветущими девушками, талантам и личным качествам которых, так уж распорядилась судьба, никогда не суждено было раскрыться".

Однако, когда Масси работал над своей книгой, историкам, за редким исключением, не были доступны многие документы, в том числе и дневники царских детей. Несколько лет назад появилась, наконец, возможность изучить их, и теперь можно с уверенностью говорить, насколько права была кн. Васильчикова, заметившая в совсем юных девушках заложенные в них замечательные качества.

Нас же особенно привлекли дневники Ольги Николаевны: хотелось отыскать в них ответ на одну поразительную фразу в книге генерал-квартирмейстера М. К. Дитрихса, никак не увязывающуюся с образом жизнерадостной и общительной царевны, созданным авторами большинства мемуаров. Рассказывая о великой княжне, ее ровном характере, доброте, "чарующем" обращении со всеми, он вместе с тем пишет: "... Ольга Николаевна оставляла в изучавших Ее натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе. Бывало, Она смеется, а чувствуется, что Ее смех — только внешний, а там, в глубине души Ее вовсе не смешно, а грустно".

Итак, еще одна тайна этой замкнутой семьи, о жизни которой вне дворцового официоза знали только самые доверенные приближенные. Но, прежде чем раскрыть ее, попробуем собрать воедино основные сведения об авторе дневников — в. кн. Ольге Николаевне.

Четыре сестры, разница в возрасте которых между старшей и младшей была всего 6 лет, удивительно отличались друг от друга по внешности, характерам и способностям. Ольга была блондинкой с несколько неправильным, типично русским лицом, слегка вздернутым носиком и сверкающими синими выразительными и добрыми глазами. Прекрасный цвет лица и милая улыбка придавали ее облику юную свежесть и прелесть. Сравнивая великих княжен, авторы мемуаров называют самой красивой из них Татьяну либо Марию, однако сходятся во мнении, что, уступая им по красоте, Ольга Николаевна обладала очарованием, привлекавшим к ней симпатии с первого взгляда.

Жесткий придворный этикет во многих отношениях ставит членов правящих династий в изоляцию от своего народа, тем более это касается их детей, лишенных нормального порядка жизни обычных людей. В семье Николая II, где императрица взяла на себя воспитание и образование дочерей, а неизлечимая болезнь наследника обрекала и его на постоянные заботы матери, эта изоляция усиливалась благодаря личным качествам Александры Федоровны.

С горечью пишет П. Жильяр, талантливый и высокообразованный педагог, о "небрежном" образовании великих княжен, о том, что даже обладавшая прекрасными способностями Ольга Николаевна, "не находя вокруг себя необходимых элементов для своего развития", не смогла в полной мере проявить их. Безгранично преданный царской семье и, в свою очередь, пользовавшийся ее доверием, Жильяр тактично объясняет этот печальный факт состоянием здоровья императрицы. Другие же авторы, даже из самого узкого круга приближенных, видят в этом более глубокую причину.

"Какая идеальная жена и мать и не создана она для того, чтобы быть императрицеи одной из величайших стран земного шара!" — восклицает дочь П. А. Столыпина. Такого же мнения и начальник канцелярии Министерства Императорского двора и Уделов А. А. Мосолов: при твердой воле и упорной настойчивости императрицы, у нее — "умственные способности и кругозор маленькой немецкой принцессы — хорошей матери, любящей порядок и экономию в хозяйстве своего дома, но не могущей по внутреннему своему содержанию стать настоящей императрицей".

Немецкая принцесса твердо усвоила все то, чему ее учили, и привезла в Россию свои неизменные привычки, распорядок дня так же, как и свою болезненную застенчивость, сыгравшую столь роковую роль в ее отношениях с высшим обществом и ближайшими родственниками Романовыми.

Ее замкнутость еще более усилилась от постоянно гнетущего страха матери за жизнь сына, цесаревича Алексея, самого любимого из детей. "Я не помню ни одного случая, когда бы императрица приглашала лиц, не принадлежащих к тесному кругу двора и ближайшего окружения. Даже великие княгини делали лишь редкие визиты, и то скорее по случаю какого-либо семейного торжества или когда приглашались к завтраку и дневному чаю", — вспоминал Мосолов.

Ограниченные в общении со сверстниками и не имевшие возможности непосредственного наблюдения за жизнью вне дворцов и узкого придворного круга, великие княжны, таким образом, были лишены самого главного, что с течением времени развивает умственный кругозор и дает знания, которые приобретаются независимо от учения.

Удивительно, но у царских дочерей не было даже воспитательниц: императрица "опасалась видеть кого-нибудь, вставшего между нею и ее дочерьми" (Жильяр). При детских комнатах были няньки, но как только великие княжны покидали дворцовые апартаменты, надзор вела сама Александра Федоровна. Поскольку из-за болезни ног она была малоподвижна, то чаще всего девочки были предоставлены самим себе.

Такой образ жизни выработал у великих княжен привычку к ее монотонности, а отсутствие каких бы то ни было внешних развлечений заменила нежная семейная дружба.

Знали ли они, что можно жить иначе? Во всяком случае Жильяр, который особо выделял Ольгу из всех детей Николая II, заметил в ней попытки к самостоятельности. Косвенно подтверждает это и в. кн. Александр Михайлович, когда говорит, что старшая царевна была похожа характером на свою тетку и тезку в. кн. Ольгу Александровну .

Впоследствии комиссар Временного правительства В. С. Панкратов, возглавлявший в 1917 году охрану царской семьи в Тобольске и потому постоянно общавшийся с великими княжнами и цесаревичем, был поражен тем, что родители, до того обладавшие безграничными возможностями, не окружили детей лучшими преподавателями, которые могли бы дать им настоящее образование и развитие: "Насколько слабо обращалось внимание на развитие детей, можно судить по тому, с каким интересом, бывало, слушают они, когда рассказываешь им о самых обыкновенных вещах, как будто бы они ничего не видели, ничего не читали, ничего не слышали". В то же время П. Жильяр отмечал, как любила и много читала Ольга Николаевна. Видимо, подбор книг для ее чтения, как и просмотр кинофильмов, контролировался либо самой императрицей, либо гофмейстериной Е А. Нарышкиной.

Мы так подробно останавливаемся на этой, на первой взгляд, мало относящейся к теме статьи стороне жизни последнего самодержца, чтобы показать, почему августейшие дети дружно заявляли, что на яхте "Штандарт" им было "веселее всего" (5, с. 114). Общение с командой "Штандарта" или с офицерами ЕИВ конвоя было для них единственным доступным до войны "окном в мир", хотя, конечно, также значительно искаженным и приукрашенным...

Яхта, принадлежащая лично Государю, занимала исключительное место в жизни царской семьи. По техническим данным самая совершенная из судов такого рода элегантная, комфортабельная, она по праву считалась лучшей в мире.

На этом корабле, каюты которого были обставлены и украшены с изысканным вкусом, Николай II, чаще всего в сопровождении Александры Федоровны и всех детей, отправлялся с визитами в Западную Европу, путешествовал, совершал прогулки, а иногда даже просто жил по нескольку дней, не сходя на берег. Здесь все члены дружной семьи чувствовали себя бесконечно счастливыми. "Такая радость снова быть у себя дома на воде", - записывал Николай Александрович в своем дневнике. По свидетельству очевидцев, даже всегда замкнутая и скованная Александра Федоровна "становилась общительной и веселой, как только ступала на палубу "Штандарта".

С наслаждением отдавались они величественной шири и свободе морского простора, тихой и мерной качке, свежему ветру. Там, на суше, кипели политические страсти, постоянно требовавшие принятия решений по сложнейшим вопросам жизни огромного государства; там было светское общество, со скрытой враждебностью относившееся к непопулярной в стране императрице; а здесь, на борту прекрасной яхты, царила полная иллюзия рая из сказки.

Команда корабля была тщательно вышколена опытными преданными офицерами. Некоторые из них, например, командир яхты капитан I ранга И. И. Чагин и особенно старший офицер Н. П. Саблин[2] были личными друзьями императорской четы.

Офицеры яхты занимали привилегированное положение и чаще, чем даже многие особо приближенные лица, получали приглашения к Высочайшему столу. Сам император и члены его семьи, со своей стороны, принимали приглашения на чай в кают-компанию. И самое главное — "офицеров выбирали с таким расчетом, чтобы они умели создавать атмосферу идиллии и сказки... ".

Но вернемся к дневникам в. кн. Ольги Николаевны.

В июне 1912 года в высшее аристократическое общество Петербурга просочились сведения о якобы намечающейся помолвке Ольги Николаевны с в. кн. Дмитрием Павловичем.[3] Однако она так и не состоялась. Приводя этот факт в своей книге, Э. Радзинский объясняет его исключительно нежеланием императрицы выдать свою старшую дочь замуж за Дмитрия. Неясно, однако, на чем он основывает свое утверждение, что Ольга была влюблена в этого "очаровательного повесу", а потому и отказала двум претендентам на ее руку и сердце — румынскому наследному принцу Каролю и в. кн. Борису Владимировичу[4]. Видимо, фразу маститого писателя о том, что он "рассматривал" (а не изучал!) дневники великих княжен, следует понимать дословно.

В отличие от скупых записей отца и особенно сестры Татьяны, дневники Ольги 1913—14 гг. значительно эмоциональнее и наполнены переживаниями, явно связанными с одним из офицеров яхты "Штандарт". Она постоянно называет его "С", в то время как всех остальных приглашаемых с корабля во дворец или для совместных прогулок, игры в лаун-теннис(теннис на граве) — по фамилиям или именам.

Это определенно начальная буква слова среднею рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания "мое С. ", "любимое С. ". Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения друг к другу — "сокровище", "солнце", "счастье", — можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ей ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь.

По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: "так гадко без моего С, ужасно", "без него пусто", "С не видела и грустно". И бесконечно счастлива любой встрече с "милым", "дорогим", "золотым": "ужасно рада видеть его", "до обеда на палубе сидела и наконец мое любимое С пришло", "слишком мне было весело, страшно весело С видеть"... Его временное нездоровье огорчает: "мое С нехорошо себя чувствует, бедное золотце. Спаси его, Господи" она чутко ловит его настроение и отношение к ней.

Несколько дней отсутствия любимого — и тоска переходит в раздражение, прикрываемое нарочитым безразличием. Она отправляется вместе с отцом на полковой праздник казаков лейб-гвардии, кокетничает с офицерами, — но столько радости опять увидеть его, единственного, хотя бы издалека обменяться взглядами.

Так чье же имя так тщательно скрывала в. кн. Ольга, доверяя только дневнику свою тайну, свою первую настоящую любовь?

Чтобы узнать, кто этот таинственный С, мы прежде всего сравнили записи в дневниках отца и дочери, относящиеся к одному и тому же дню. Николай Александрович обычно указывал в них фамилии лиц, присутствовавших на завтраках и обедах, сопровождавших его в прогулках или составлявших партии в различных играх. То же мы находим и в дневниках его детей — краткое перечисление событий текущего дня. Для примера выберем один день, 17 ноября 1913 года.

Николай: "... Сделали общую[5] прогулку с Саблиным и Вороновым (подчеркнуто нами — Авт. ) в Курпаты и обратно. Пили ранний чай. В 7 час. обедали внизу и затем начался бал( белом зале Большого Ливадийского дворца - Авт.). Поиграл в домино. В 12 1/2 танцы кончились и мы ушли к себе наверх".

Ольга Николаевна: "... с Алексеем, П., Н. П., Аней[6] и С, милым, в Орианду и Курпаты. Чай пили вместе, в 7 бол. обед и после бал до 12. 30 м. Очень весело и ужас как хорошо.... Наслаждалась чрезвычайно. С добрый, ласковый... ".

Итак, это лейтенант Воронов, один из шести вахтенных начальников яхты " Штандарт"?

Мы тщательно проверили эту версию, сопоставляя дневниковые записи великой княжны, в которых присутствует -"С", с корабельными вахтенными журналами. Совпадение полное: там, где она пишет, что "С" на вахте, Воронцов действительно дежурит на "Штандарте" а в дни, когда он свободен от службы, — "С" - Воронцов появляется в Ливадийском дворце, на прогулках с царской семьей, в Ялте на балу у кн. М. В. Барятинской, играет с императором и великими княжнами в лаун-теннис.

Да и записи в камер-фурьерских журналах, фиксирующих распорядок каждого дня императорской четы, однозначно приводят к такому же выводу.

И наконец, полное подтверждение тому, что именно этот моряк со "Штандарта" стал предметом нежной любви юной царевны, мы нашли в самих ее дневниках, но об этом несколько позже.

Значит, было в молодом лейтенанте нечто особенное, что в глазах великой княжны выделяло его из командного состава императорской яхты — статных, подтянутых, изысканно светских офицеров?

Павел Алексеевич Воронов родился 29 декабря 1886 года в семье потомственных дворян Костромской губернии. В сентябре 1904 года поступил в Морской кадетский корпус. Его послужной список вначале не отличается от обычной карьеры воспитанника этого престижного учебного заведения: плавание на учебных, а затем военных судах Балтийского флота, в том числе и на крейсере "Аврора", походы за границу. Но в конце ноября 1908 года гардемарин Воронов получает назначение на крейсер "Адмирал Макаров", отправлявшийся в заграничное плавание. И тут молодой моряк оказался в центре событий, за которыми с тревогой и состраданием следил весь мир и которые вписали еще одну славную страницу в великую историю российского флота.

... 15 декабря 1908 года - знаменитое по своей разрушительной силе Мессинское землетрясение. Мощные подземные удары превратили этот город с процветавшей торговлей и туризмом в сплошные руины. Катастрофа затронула и другие города Сицилии, юг Калабрии. В одно мгновение десятки тысяч людей оказались погребенными под обрушившимися стенами зданий, унесенными в море образовавшейся от подвижки дна десятиметровой волной; десятки тысяч обездоленных и раненых, нуждавшихся в немедленной помощи; раздирающие душу крики, стоны, плач. Повторяющиеся в течение 40 минут один за другим толчки вызвали в городах всеобщую панику. В Мессине начались пожары и грабежи — некоторые надзиратели тюрем успели открыть преступникам двери, и злая человеческая воля присоединилась к разрушительной силе стихии.

Получив известие о катастрофе в Сицилии, командующий отрядом российских военных кораблей, находившихся в то время в Средиземном море, контр-адмирал Литвинов отдал приказ срочно подойти к Мессине. В Петербург он радировал:

"Прибыл с кораблями "Цесаревич", "Слава" и крейсером "Адмирал Макаров" в Мессину. Размеры действий катастрофы громадны. Город сильно поврежден. Отправил докторов и команду для оказания помощи... Вследствие переполнения больниц в ближайших городах послал "Славу" в Неаполь для отвоза раненых и доставки оттуда перевязочных материалов и дезинфицирующих средств. Работа всего личного состава вверенного мне отряда выше всякой похвалы... ".

Далее Литвинов сообщал, что его моряки откопали из завалов более 1800 человек, которые были срочно доставлены его кораблями в госпитали.

Пресса Италии была заполнена описанием трогательных сцен спасения погибающих людей русскими моряками, проявившими при этом поразительную энергию и героизм. Из Рима в Россию шла корреспонденцию, которая даже сейчас, по прошествии почти 90 лет, вызывает чувство гордости за наших соотечественников:

"Римские газеты заявляют, что вся Италия горячо приветствовала русского императора, если бы он посетил страну. Печать констатирует, что Россия имеет теперь в лице Италии лучшего друга. В Неаполе офицеры и матросы крейсера "Адмирал Макаров" были встречены восторженной овацией. Где только не появлялись 2— 3 моряка, их окружала толпа восторженных итальянцев. Моряков обнимали со слезами на глазах, и маленькое шествие превращалось в целую процессию. В Санта-Лючии певец Баттистини, каждая нота голоса которого ценится на вес золота, кричал во всю мощь его: "Да здравствуют наши русские братья!" Толпа восторженно это подхватывала и пела "да здравствуют русские", ".... Моряки проявили геройство, извлекая из-под обломков пострадавших, а также принимая участие в спасении денежных средств из банков.... Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, русские матросы были вынуждены выдержать борьбу с кучкой грабителей, в 3 раза превосходивших их по численности. При этом 6 моряков были ранены".

Король Виктор-Эммануил III от имени итальянского народа выразил признательность своему другу, русскому императору, за энергичные действия его моряков: "В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжко постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками".

Впоследствии по решению итальянского правительства была отчеканена медаль для вручения особо отличившимся при оказании помощи пострадавшим в Мессинском землетрясении. Награда нашла П. А. Воронова, уже мичмана, в Ливадии осенью 1911 года. По законам того времени на право ее ношения он получил Высочайшее разрешение.

Несомненно, что в кругу царской семьи обсуждалась катастрофа, постигшая Италию. В срочно образованный в столице комитет "Петербург — Мессина" для сбора пожертвований поступили и суммы из личных средств Романовых.

И вот на "Штандарте" появляется непосредственный свидетель и участник тех событий — мичман Воронов( в апреле 1913 года он был произведен в лейтенанты). В глазах доброй, отзывчивой и впечатлительной девушки это был герой, по воле Божьей побывавший в кромешном аду, но вышедший из него, принеся спасение многим несчастным, объятым смертельным ужасом людям.

Знал ли Павел Воронов о любви к нему "первой девицы Империи" и было ли с его стороны какое-то ответное чувство?

Между хорошенькими великими княжнами и младшими офицерами императорской яхты вполне допускался легкий флирт: мы уже говорили об особом положении последних и их роли в жизни царской семьи. Да и как можно было избежать его в кругу красивой, жизнерадостной молодежи, с увлечением предающейся веселым раскованным играм на корабле или на лоне природы: "... Поехали в Н. Массандру. В аллее встретили мое С наконец, Кублицкого и Ипполита. Играли в разные игры, колдуны, кошки-мышки.. Зашли к Алексею на поляну, где пили чай и картошку пекли, в сене валялись".

Но была граница, которую никто не переступал, недаром офицеров "Штандарта" приближенные сравнивали с пажами или рыцарями средневековья. И все же, если внимательно вчитаться в записи дневников Ольги Николаевны, можно заметить, что молодой лейтенант довольно серьезно увлекся молодой княжной, очарованный ее обаянием и умом, которые отмечал в своей ученице и швейцарец Жильяр. Иначе чем можно объяснить выходящие уже за рамки придворного этикета проявления радости при встрече с царской дочерью, его стремление хотя бы издали (даже с помощью подзорной трубы!) обменяться с ней взглядами, а на устраиваемых для молодежи танцах — чаще всего быть ее кавалером?

С декабря 1913 года в дневниках Ольги появляются сначала отдельные слова, а затем и целые фразы, записанные придуманным ею шифром. В этом она повторяет свою мать: принцесса Алиса Гессенская тоже с молодых лет доверяла свои потаенные чувства дневнику, заменяя буквы соответствующим значками. Не надо обладать особыми познаниями в технике шифрования, чтобы раскрыть значение таких "иероглифов", подставляя последние в нежные слова, всегда обращенные к Павлу:

Этими же значками будут написаны потом и строки, наполненные горечью и тоской по несбывшемуся счастью.

Несомненно, что оба они, и прежде всего Воронов, понимали всю безысходность своих отношений.

Для него чувство долга и преданности своему государю, который, к тому же, явно выделял его, как и Саблина, из всей команды "Штандарта", — не позволило питать хотя бы малейшую надежду на иной поворот своей судьбы.

Для нее — еще был далек пример тетки, в. кн. Ольги Александровны, сумевшей отстоять свое чувство любви к гвардейскому офицеру и добиться от своего царствующего брата и матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, разрешения на морганатический брак, так сурово осуждаемый законами о престолонаследии династии Романовых.

Ноябрь и начало декабря 1913 года, судя по дневнику, самые радостные в жизни великой княжны: все вокруг прекрасно, ей весело, она бесконечно счастлива.

3 ноября Ольге Николаевне исполнилось 18 лет. В честь этого события был устроен большой обед и танцы на юте "Штандарта". Этот свой праздник она вспоминала, наверное, потом в Екатеринбурге, среди мерзости окружающих ее охранников, как чудесный, далекий сон: удивительно теплый и тихий для ноябрьского Крыма вечер, сверкающая иллюминация яхты, палуба, украшенная гирляндами зелени, музыка, красивые, нарядные люди и, конечно же, он — ласковый, добрый, любимый...

Единственно, что огорчает в последние недели пребывания в Крыму — "он все время с Клейнмихелями"[7]. Несколько дней подряд они не видятся, она рассержена и при встрече — "ни слова не говорила и не хочу". Но досада быстро проходит, не настораживает и внезапное приглашение к Высочайшему завтраку в Ливадийский дворец графини Е. П. Клейнмихель, старшая племянница которой, Ольга, — фрейлина ЕИВ.

Мы никогда не узнаем, была ли помолвка с Ольгой Клейнмихель решительным шагом к развязке, выбранным самим Вороновым, или же августейшие родители, заметив особую нежность в отношениях своей своенравной дочери и гвардейского офицера, поспешили разлучить их, дабы избежать пересудов и сплетен, всегда сопровождавших жизнь царской семьи? В последнем случае, наверное, почтенной графине дали тактично понять, что Их Величества благосклонно отнесутся к тому, что фрейлина О. К. Клейнмихель и лейтенант Гвардейского экипажа П. А. Воронов соединят свои судьбы — тем более, что молодые люди явно симпатизировали друг другу.

Единственное, что можно утверждать уверенно, — грусть, которую сразу же заметила в своем любимом Ольга Николаевна, совсем не соответствовала такому, казалось бы, радостному событию в его жизни.

17 декабря яхта " Штандарт" взяла курс на Севастополь, а 19 семья прибыла в Царское Село. "У всех нас осталась тоска по Крыму", — записал Николай II в своем дневнике.

А для его старшей дочери вскоре начались дни горьких переживаний, которые можно было доверить только дневнику и только тайнописи: "Я узнала, что С женится на Ольге Клейнмихель. Пошли ему господь счастье, любимому моему. Тяжело, грустно. Был бы он доволен".

Январь 1914 года был для нее самым мучительным. Не подозревая, какую боль доставляют они несчастной девушке, Анна Вырубова и великие княгини, приезжая в Царское Село, рассказывали о Воронове и его невесте, о готовящейся свадьбе. "... Пришла на 5 м<инут> т. Элла(В. кн Елизавета Федоровна, старшая сестра императрицы). У нее были гр. Клейнмихель, Ольга и С, но не мое! (Счастье, но не мое? — Авт. ). Скучно и суетливо" "Уже на сердце не хорошо, болит, плохо себя чувствует и спала только 1 1/2 часа... ".

Первая личная драма, уготовленная Ольге судьбой только за то, что она — царевна, должная подчиняться законам Императорского Дома и "хранить тишину и согласие" этого Дома...

На свадьбу П. Воронова 7 февраля прибыл сам император со всей семьей. Событие это описано в дневниках и отца, и дочери, причем Ольга первый (и последний!) раз сама раскрывает, кого она называла своим Счастьем: "В 2 ч. приехал С. М. и Сандро[8] благословляли его. Около 1/23 мы с Папа и М. поехали в полковую церковь на свадьбу П. А. Воронова и О. К. Клейнмихель. Дай им Господь счастья. Оба взволнованы... Познакомились с родителями и 2 сестрами С, миленькие... Ездили к Клейнмихель. В доме для поздравления много народа". Сухая, сдержанная запись, а на сердце так горько и тяжело!

Сразу после свадьбы Павел Воронов получает двухмесячный отпуск, а затем назначение вахтенным начальником на императорскую яхту "Александрия", предназначенную для "внутреннего плавания" — непродолжительных прогулок членов царской семьи вдоль побережья Финского залива. На "Штандарте", вновь отправлявшемся весной 1914 года в Крым, его сменяет лейтенант В. К. Молоховец, мельком упоминаемый в дневниках Николая II и Ольги Николаевны за 1914 год.

Теперь они видятся редко, а вскоре Великая война разъединит их окончательно.

А она продолжает любить "С", глубоко затаив свое чувство и доверяя его дневнику в коротких записях: "С. видела! Благодарю Господа!", "Спаси его, Господи!"

В последний момент перед началом грозных событий, которые вскоре потрясут весь мир, судьба давала Ольге — единственной из всей царской семьи — шанс на спасение от расправы, последовавшей через четыре года в Екатеринбурге. Как сложилась бы жизнь русской великой княжны, согласись она выйти замуж за румынского наследного принца Кароля?[9] Но она отказалась весьма решительно, а родители не настаивали.

Интересно в этой связи свидетельство С. Д. Сазонова, бывшего тогда министром иностранных дел России и доказывавшего желательность этого брака с политической точки зрения.

В январе 1914 года в Петербурге состоялось освящение памятника в. кн. Николаю Николаевичу-старшему, Главнокомандующему русской армией в войне 1877—78 гг. Для участия в последовавших торжествах Николай II пригласил Румынский Двор и представителей румынской армии — "для сохранения живой памяти нашего братства по оружию за освобождение Болгарии". Сразу же по прибытию в Россию наследных принца и принцессы Фердинанда и Марии[10] и их двадцатилетнего сына, некоторые столичные газеты поместили на первых полосах фотографии в. кн. Ольги Николаевны и принца Кароля. Слухи об их возможной помолвке не были лишены основания.

"По многим причинам, — пишет С. Д. Сазонов, — этот брак мог быть признан Русским Двором весьма подходящим и по политическим соображения желательным, чего я не скрывал от Государя и Императрицы. Их Величества, не возражая ничего против моих доводов, настаивали только на том, чтобы брак великой княжны... состоялся только при более близком знакомстве молодых людей между собой и при непременном условии свободного согласия на него Их дочери".

В течение почти недельного пребывания румынских гостей в Царском Селе Ольга везде сопровождала Карлушу — так ласково-иронически называла она Кароля в дневнике марта 1914 года. При прощании императорская семья получила приглашение посетить в ближайшее время Румынию с ответным визитом. С. Д. Сазонов убедил Николая и Александру Федоровну, что удобнее всего совершить это путешествие из Ливадии, куда вскоре они должны были отправиться на отдых. По взаимному соглашению свидание было назначено на 1 июня.

И далее министр приводит содержание доверительного разговора на брачную тему, который у него состоялся с императрицей на террасе Ливадийского дворца перед самым отплытием "Штандарта" в Констанцу. Касаясь дальнейшей судьбы своих дочерей, Александра Федоровна с волнением говорила о том, что сама она, до замужества скромная гессенская принцесса, мало подвергалась риску политического брака, но со страхом думает о положении великих княжон, занимавших одно из самых высоких мест в европейской династической иерархии: "Вы понимаете, как трудны браки в Царствующих Домах... Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти".

Встречу в Констанце подробно описали П. Жильяр и С. Д. Сазонов. Война помешала еще одному приезду румын, теперь уже в Ливадию, которую подготавливал деятельный русский министр иностранных дел на осень 1914 года. Последняя встреча Кароля и Ольги состоялась уже только в 1917 году, незадолго до отречения Николая II от престола. Русской дипломатии удалось тогда убедить Румынию открыто выступить на стороне стран Антанты, и Кароль приезжал в Россию для знакомства с положением на фронтах.

Итак, помолвка не состоялась. Но, изучая литературу, изданную о Кароле II на русском языке убеждаешься, что, сохранив себе жизнь в браке с ним, старшая дочь последнего императора никогда не была бы счастлива — слишком разными они были...

15 (28) июля Австрия начала военные действия против Сербии, 19 июля (1 августа) Германия объявила войну России. "Мерзавцы!" — так восприняла это известие в. кн. Ольга Николаевна. Вряд ли она тогда почувствовала, что этот день — начало пути на Голгофу, который предопределен всей их семье.

Во время войны Александра Федоровна и две старшие великие княжны, сдав экзамены на сестер милосердия, самоотверженно работали в царскосельском госпитале, выполняя не только все обязанности по уходу за ранеными, но и умело ассистируя при операциях. Окровавленные, обнаженные мужские тела и две чистые, целомудренные девушки — это высшее общество сразу осудило и поставило в вину императрице.

Сохранившиеся дневники Ольги Николаевны военных лет наполнены записями о работе в госпитале, о своих подопечных, которых она, как добрый и отзывчивый человек, очень любила и жалела. Были среди раненых офицеров те, которых она как-то выделяла, но никто из них не стал для нее "С" — Счастьем, заполнившим всю ее только начавшую расцветать жизнь...

Сведения о дальнейшей судьбе лейтенанта Воронова, которые нам удалось собрать, скупы и отрывочны. Вскоре после начала войны он получил назначение в действующую армию, воевал в составе 2-го отдельного батальона Гвардейского Экипажа и в Собственном ЕИВ сводном пехотном полку[11]. В его послужном списке военных лет — несколько высоких наград за проявленное в боях мужество и храбрость.

Весь февраль и март 1917 года он находился в отпуске. Это обстоятельство дает нам право предположить, что Павел Алексеевич не был в составе тех отрядов Гвардейского Экипажа, которые под красным флагом привел к Таврическому дворцу в. кн. Кирилл Владимирович 1 марта, т. е. еще до отречения императора от престола.

Этот двухмесячный отпуск спас не только офицерскую честь Павла Воронова[12], но, как оказалось, и его жизнь.

Приведем отрывок из книги гр. М. Клейнмихель, приходившейся родственницей его супруге. Он интересен не только как подтверждение характеристики, данной нами избраннику великой княжны Ольги, но и как еще одно свидетельство жестокости русской революции. УВЫ! Были в истории русского флота не только деяния во славу и величие Отчизны, было и такое, о чем тяжко писать, но знать это нужно...

Преклонного возраста графиню Временное правительство держало под домашним арестом по нелепому обвинению в шпионаже в пользу Германии. Одинокую женщину охраняли 33 матроса, среди которых были и те, кто служил ранее на императорской яхте "Штандарт"[13].

"Однажды, — пишет М. Клейнмихель, — я спросила молодого матроса с добродушным лицом, знает ли он лейтенанта Воронова.
— Воронова, — воскликнул он, и лицо его радостно засияло, — еще бы, ведь он был моим начальником на императорской яхте. Мы его очень любили, не правда ли? — обратился он с вопросом к своим товарищам.
— Конечно; он был хорошим офицером и хорошим начальником, — подтвердили они, — и мы были счастливы, что он еще до революции отпросился в отпуск, т. к. в противном случае мы должны были бы его убить наравне с другими.
— Как, — воскликнула я, — его убить? Вы же говорите, что он был хорошим офицером и вы все его любили?
— Ну да, мы его любили, но все-таки мы бы его убили: он значился в списке. Было решено. Мы бы не могли поступить иначе.
Симпатичный матрос стал мне рассказывать, и лицо его приняло жестокое выражение, что существуют две категории офицеров — такие, каких просто убивают, и такие, которым перед тем, как их убить, отрезают носы.
— Какой ужас! — воскликнула я. — Почему?
— Это имеет свое основание: были офицеры, которые во время учебных стрельб имели привычку запускать палец в дуло ружья и затем держать его у нашего носа и, если на пальце оказывались следы сажи, нас наказывали. Именно у таких офицеров мы отрезали носы.
— Значит, вы чувствовали себя постоянно обиженными, что вы решили мстить таким страшным способом?
— Нет, — ответил он мне просто — тогда это никого не обижало, об этом и не думали. Но после мы поняли, что это было оскорблением нашего человеческого достоинства.
— Да, да, — подхватили матросы, — оскорблением человеческого достоинства.
Они произнесли этот как заученный урок. " [14]

В апреле 1917 года приказом по Морскому ведомству Воронов был переведен в Черноморский флот, куда явился только через месяц, а в августе зачислен в "резерв чинов флота". Последнее, очевидно, вновь его спасло от изуверств "революционных матросов" Севастопольского Совдепа с приходом власти большевиков.

Лейтенанту Воронову пришлось пережить долгие месяцы скитаний по Крыму и Украине, скрываясь от комиссаров Временного правительства и большевиков. С осени 1918 года и вплоть до эмиграции из России он был активным участником Добровольческой армии, выполняя опасные поручения ее Главного штаба.

Зимой 1920 года Павел Александрович и Ольга Константиновна на английском пароходе "Ганновер", отправлявшемся из Новороссийска, навсегда покинули Родину.

Как и все эмигранты, только за границей он узнал достоверные сведения о трагической гибели той, которая доверила своему дневнику тайну их мимолетного счастья. Скончался П. А. Воронов в США в 1964 году, похоронен в городе Джорданвилле, штат Нью-Йорк.

Судьба оказалась к нему более милостива — он прожил долгую и интересную жизнь.

Авторы текста: Николай КАЛИНИН, Марина ЗЕМЛЯНИЧЕНКО

Я не совсем согласна с названием статьи ...
Вернее её надо было назвать

" История первой любви дочери Николая II "

Княжна и мичман
История последней любви дочери Николая II

Николай Черкашин

"Российская газета" - Неделя №3336 от 1 ноября 2003 г.

http://www.rg.ru/2003/11/01/olga.html

Крымские историки разгадали одну из тайн царской семьи, зашифрованную в дневнике великой княжны Ольги Романовой. У старшей дочери Николая, расстрелянной в 1918 году, был шанс на спасение...



Мы сострадаем судьбе британской принцессы Дианы, совершенно не подозревая о том, что история любви российской принцессы - великой княжны Ольги Романовой - еще более возвышенна и более трагична... Кстати, в отличие от леди Ди старшая дочь российского императора Ольга Романова была принцессой по рождению - багрянородной, то есть рожденной после коронации своего августейшего отца.

Дневники дочерей последнего русского императора долгое время хранились под особым надзором. Немногим было позволено заглянуть в них, хотя никаких государственных и политических тайн они не содержали. И вот однажды доверительные строки, написанные Ольгой Романовой, прочла неравнодушным взглядом крымская исследовательница Марина Земляниченко. Она первой обратила внимание на литеру С., заменявшую имя возлюбленного принцессы.

Это была определенно начальная буква слова среднего рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания "мое С.", "любимое С." Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения к друг другу - "сокровище", "солнце", "счастье", - можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь.

По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: "так гадко без моего С., ужасно", "без него пусто", "С. не видела и грустно". И бесконечно счастлива любой встрече с "милым", "дорогим", "золотым"...

Так чье же имя так тщательно скрывала великая княжна Ольга, доверяя только дневнику свою тайну, свою первую настоящую любовь? Сопоставив дневники царевны с вахтенными журналами "Штандарта" и камер-фурьерскими журналами, Марина Александровна сумела точно назвать это имя. Сердце принцессы Ольги покорил один из вахтенных начальников царской яхты мичман Павел Воронов. Она же нашла и уникальные фотографии гвардейского офицера, который, сам о том не ведая, стал тайным счастьем - "С." - великой княжны.

Итак, Павел Алексеевич Воронов, 25-летний моряк, сын потомственного дворянина Костромской губернии.

Чем привлек он особое внимание первой девицы российской империи? Чем выделялся он среди других своих сослуживцев по "Штандарту", столь же статных, с безупречной выправкой, изысканно светских офицеров?

Паровая яхта "Штандарт" была плавучим домом семьи Романовых, и домом очень любимым. Жаркое крымское лето было противопоказано императрице, и потому летние месяцы Романовы проводили на борту яхты, крейсирующей в финских шхерах. А осенью "Штандарт" доставлял августейшую семью из Севастополя в Ялту. Случалось, что Александра Федоровна вместе с Ольгой и Татьяной наведывались в ходовую рубку корабля, украдкой совали вахтенным офицерам пирожные и конфеты, дабы скрасить нелегкую и ответственную службу. Цесаревич Алексей тот столь тесно общался с матросами, что выучился игре на балалайке и ни за что не хотел играть на более "благородных" инструментах.

Жизнь на яхте давала членам царской семьи возможность напрямую общаться со своими подданными, одетыми в матросские форменки и офицерские тужурки, без строгих условностей придворного этикета. Это рождало иллюзию тесного единства царя и народа. Увы, иллюзию...

В экипаже "Штандарта" мичман Воронов появился вскоре после прогремевшего на весь мир события - мессинского землетрясения. 15 декабря мощные подземные толчки сотрясли остров Сицилия. Его последствия были равнозначны взрыву атомной бомбы в Хиросиме: десятки тысяч людей оказались заживо погребенными под руинами Мессины и других сицилийских городов. Первыми на помощь пострадавшим от разгула стихии пришли русские моряки с кораблей "Слава", "Цесаревич" и "Адмирал Макаров", которые находились в Средиземном море в учебном плавании с гардемаринами Морского корпуса на борту. Среди них был и гардемарин Павел Воронов. Вместе со всеми он вытаскивал из-под завалов раненых, переносил их в лазареты, отбивал налеты мародеров.

Десант в преисподнюю. Это было именно так. Моряки вступали в горящий рушащийся город. Не было ни малейшей уверенности в том, что страшные толчки не повторятся вновь, и тогда гигантская волна могла сорвать стоявшие на якорях корабли и швырнуть их на берег. Рисковали все - от адмирала до последнего матроса. Мало того, что надо было разбирать руины, перевязывать раненых, успокаивать обезумевших от горя и страданий людей, приходилось порой отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины... "Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, - свидетельствовали итальянские репортеры, - русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро моряков были ранены".

Король Виктор Эммануил III послал русскому императору благодарственную телеграмму от имени всего итальянского народа: "В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжело постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками".

Мессина - великая гуманитарная победа российского флота. Еще свежа была горечь Цусимы, но мужество моряков средиземноморского отряда вернуло Андреевскому флагу утраченную доблесть. Выпуск Морского корпуса 1908 года был назван "мессинским".

В царской семье живо обсуждали мессинскую трагедию и не раз расспрашивали о ней не просто очевидца, а одного из героев этих событий мичмана Воронова, волею морских судеб зачисленного в экипаж царской яхты.

Ольга представляла себе землетрясение по картине Брюллова "Последний день Помпеи". Тем значительнее казалось ей все, что пережил и совершил в Мессине отважный юноша. Возможно, именно с той поры и запал в ее сердце высокий молодой офицер, рассказывавший о страшных событиях с подкупающей простотой и скромностью. Он нравился всем - Николай II охотно выбирал его в партнеры по лаун-теннису, а старшие дочери - в кавалеры на танцах и в спутники на горных прогулках. Цесаревич Алексей, болезненный от природы, устав в пути, с удовольствием перебирался к нему на руки. Мало-помалу мичман, а с 1913 года лейтенант Воронов сделался непременным участником едва ли не всех общесемейных событий в Ливадийском дворце.

Воспитанные в спартанском духе царские дочери были начисто лишены высокомерия и жеманности. Они охотно общались с молодыми офицерами, в меру флиртовали и даже дурачились со своими подданными - играли в прятки, жмурки, пекли в костре картошку, могли валяться на сене... Но была грань, за которую никто из приближенных никогда не переступал. Ольга же сама подступила к ней слишком близко. Домочадцы и придворные не могли не заметить, что на балу, устроенном на "Штандарте" в день 18-летия великой княжны, она чаще всего и охотнее всего танцевала с мичманом Вороновым. И на яхте знали - раз Воронов наводит бинокль в сторону Ливадийского дворца, то значит, где-то на берегу мелькает белое платье старшей царевны.

"... Ливадия. 13 сентября 1913 г. Сперва сидела дома из-за дождя, потом с Папа по виноградникам ходила. К завтраку были Н.П.(старший офицер яхты "Штандарт" Н.П. Саблин) С. ... Днем Папа пошел гулять с тремя свитными, а мы остались дома, и я не жалела, так как мое С. было и Н.П. Сидели у Мама в комнате. С. записывал на листе вещи для базара (благотворительного базара в Ялте. - Прим. М.З.), я сидела около. Так радовалась его увидеть. Вчера весь день не видела и мне его очень недоставало... Потом я для него на рояле поиграла и когда Папа вернулся, пили чай".

Это одно из многих признаний великой княжны любви к Павлу, доверенных своему дневнику. Но разве сохранишь девичью тайну от матери? Всерьез обеспокоенная нешуточным романом старшей дочери, Александра Федоровна ищет выход из положения. Можно только представить, как обстоятельно обсуждалась деликатная тема на "родительском совете". Тем более что прецеденты были. Младшая сестра Николая II, единственная багрянородная дочь Александра III, принцесса Ольга настояла на своем замужестве с гвардейским офицером. Теперь же ее племянница, похоже, вознамерилась повторить былой семейный скандал. Однако ничто не должно было бросить тень на первую девицу империи, будущую королеву одной из европейских держав.

Проще всего было удалить нечаянного виновника проблемы, перевести в экипаж другой яхты или вообще сослать куда-нибудь в Сибирскую флотилию. Но августейшие родители нашли иное решение - более гуманное по отношению к лейтенанту и довольно жестокое по отношению к собственной дочери. Воронову дали понять, что его женитьба на графине Ольге Клейнмихель, племяннице фрейлины, более чем желательна.

- Мы никогда теперь не узнаем, - вздыхает Марина Александровна, - была ли помолвка с Ольгой Клейнмихель решительным шагом к развязке, выбранным самим Вороновым, или же августейшие родители, заметив особую нежность в отношениях своей своенравной дочери и гвардейского офицера, поспешили вовремя разлучить их, дабы избежать лишних пересудов и сплетен, всегда сопровождавших жизнь царской семьи?..

Свадьбу назначили на 7 февраля 1914 года. На обручальных кольцах были выгравированы имена Павла и Ольги. Но увы, не Ольги Николаевны, а Ольги Константиновны Клейнмихель...

Есть ли более жестокое испытание для души 18-летней девушки, чем присутствовать на свадьбе своего возлюбленного? Но именно это пришлось пережить принцессе Ольге. Семья Романовых присутствовала на бракосочетании лейтенанта Воронова и племянницы одной из фрейлин.

Это только в сказках солдат-удалец может взять в жены царскую дочь. А в жизни...

Ольге постоянно напоминали, что российская корона в иерархии европейских монархий занимала одно из первых мест, и с этим надо было считаться. В отличие от принцессы Дианы принцесса Ольга подчинилась строгим правилам монархического благочиния. Покой и согласие императорского дома - превыше чувств. Не зря даже в песне поют: "Жениться по любви не может ни один, ни один король..."

Ольгу тоже поспешили выдать замуж: по всем династическим канонам суженого для нее отыскали в Румынии - наследного принца Кароля. Но разве мог он стоять в ее глазах рядом с отважным и благородным моряком Павлом Вороновым? Карлуша - одним этим насмешливым именем в ее дневнике выражено все отношение Ольги к горе-жениху. Августейшие родители, несмотря на всю политическую выгоду такого брака, не стали неволить старшую дочь. Александра Федоровна рассудила мудро: "Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти".

А ведь судьба давала Ольге реальный шанс избежать казни в Екатеринбурге. Румынский трон не дрогнул в 1917 году... Она отбросила этот шанс. Она продолжает любить Воронова! В ее дневниках по-прежнему слово "счастье" соотносится только с именем Павла: "С. видела! Благодарю Господа!.. Спаси его, Господи!"

И Господь не раз спасал отважного офицера. Спас от вражеских пуль во время Великой войны. Спас от унизительной казни с отрезанием носа, которой подверглись в дни революционного разгула некоторые офицеры "Штандарта". Спас от кровавых "вахрамеевских ночей" в Севастополе, которые учинялись в декабре 17-го и феврале 18-го.

Мессинское землетрясение повторилось в России, охваченной Гражданской войной, в евразийском масштабе. Образы брюлловского полотна осуществились наяву. Павлу Воронову наверняка пригодилась мессинская закалка. Он с честью выжил. В годы Гражданской войны выполнял опасные поручения штаба Добровольческой армии. А когда военное поражение белых стало очевидным, отбыл из Новороссийска в 1920 году на английском крейсере "Ганновер" в Стамбул. Вместе с ним была жена - Ольга Константиновна. Знал ли он, какая участь постигла его возлюбленную? Конечно, слухи об убийстве царской семьи разошлись и по белому стану. Но это были слухи, и Воронов не хотел верить в худшее. Да и чем он мог помочь той, что дарила ему нежные взгляды? Их пути были разведены рукой неумолимого стрелочника.

Всего лишь трех лет не хватило до того времени, когда они могли связать свои судьбы навсегда: в марте 1917 года великая княжна Ольга перестала быть титулованной особой и стала простой гражданкой России.

Если положить на одну чашу весов все добрые деяния Ольги, а на другую - ее прегрешения, то первая чаша не приподнимется ни на йоту. Нет на ней ни одного смертного греха, всю свою недолгую жизнь она спешила делать добро: собирала пожертвования для больных туберкулезом, хранила целомудрие, все три года войны выхаживала раненых в царскосельском госпитале, молилась Богу и... приняла мученическую смерть в 22 года. Одна на ней вина была - царская дочь... В августе 2000 года Русская православная церковь причислила Ольгу Романову к лику святых.

Ольгу Романову прочили в престолонаследницы, когда ее отец заболел брюшным тифом в Ливадии - в 1900 году. Мало кто верил в выздоровление Николая II, и потому в обход законов о престолонаследии, утвержденных Павлом I, поговаривали, что именно Ольга как старшая из дочерей (наследника Алексея еще не было) должна занять место отца на троне.

Судьба играла с Ольгой в дьявольские кошки-мышки - то сулила российский престол, то румынский и в конце концов привела в расстрельный подвал ипатьевского дома.

Об эмигрантской судьбе Павла Воронова известно немного. Из Турции перебрался в Америку, где дожил до седых волос и скончался в 1964 году в возрасте 78 лет. Погребен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в городке Джорданвилл, что в штате Нью-Йорк.

Она спасла своего возлюбленного от забвения. Кто знал бы его, кто помнил сейчас лейтенанта Павла Воронова, если бы не святое чувство Ольги, осенившее его на заре юности?

На могиле Павла Воронова стоит иконка с ликом мученицы великой княжны Ольги. Они встретились, как говорили в старину, за гробом.

В Ливадии у входа на Царскую тропу стоит стела в виде античной колонны, украшенной скульптурным портретом некой девы. Экскурсоводы утверждают, что это просто архитектурное украшение, но если вглядеться в этот каменный лик, невольно увидишь в нем черты старшей царевны - Ольги Романовой. Это единственный памятник двум разлученным сердцам.

Воспоминания о царевнах.
Выдавала их только осанка. Вспомнилась фраза: «Царских дочерей узнавали по тому, как они себя несли».
Красота? Да, она поражала. Какого расцвета могла бы достичь эта красота, если бы не было страшной июльской ночи 1918 года? Если бы она, эта красота не была бы расстреляна и доколота штыками? Но у истории нет сослагательных наклонений.
Совсем крошечными все девочки были приучены матерью держать в руках иглу, пяльцы, спицы для вязания, мастерили крохотные одежды для кукол. Игрушки переходили от старших к младшим.
Спали все четверо в одной комнате, на складных, походных кроватях.
Даже одеваться старались одинаково. А вот содержание письменных столов у всех было разным - любимые книги, акварели, гербарии, альбомы с фотографиями… Каждая старательно вела дневник. Сначала это были дорогие альбомы с тиснением и застежками на муаровой подкладке. После ареста – простые тетрадки с карандашными записями. Многое было уничтожено в Тобольске и Екатеринбурге, многое бесследно пропало.
Девочки занимались спортом: хорошо плавали, катались на велосипеде, увлекались новомодным тогда теннисом. По утрам обливались холодной водой, вечером принимали теплые ванны. Их день всегда был расписан по минутам. Они не знали праздной скуки.
Все без исключения хорошо сидели в седле. Ольга и Татьяна были шефами двух гусарских полков.
Пьер Жильяр (наставник Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, учитель французского языка) оставил замечательные воспоминания о своих изящных ученицах в своей книге «Император Николай II и его семья»: «Великие Княжны были прелестны своей свежестью и здоровьем, Трудно было найти четырех сестер, столь различных по характерам и в то же время столь тесно сплоченных дружбой. Последняя не мешала их личной самостоятельности и, несмотря на различие темпераментов, объединяла их живой связью. Из начальных букв своих имен они составили общее имя «ОТМА». Под этой общей подписью они иногда делали подарки или посылали письма, написанные одной из них от имени всех четырех». Старшая пара – Ольга и Татьяна, младшая – Мария и Анастасия. После рождения Наследника, сестры добавили первую букву его имени в свою монограмму , получилось – «ОТМАА».
Как любая мать, Императрица, конечно же волновалась за будущее своих детей: «Я всегда себя спрашиваю, за кого наши девочки выйдут замуж, и не могу представить, какая будет их судьба», - писала она Николаю. Даже старенький преданный камердинер Императрицы, А.Волков, ворчливо замечал: «Какое время пришло! – Замуж дочек пора выдавать, а выдавать не за кого, да и народ – то все пустой стал, махонький!»
Вчитываясь в небольшое количество материалов о последних русских принцессах, находишь там не описание баллов и приемов, где должны были блистать цесаревны, а рассказы о том, сколько раненных привезли сегодня в лазарет, на каких операциях ассистировали Ольга и Татьяна. Государыню «высший свет» осуждал за то, что она «закрыла» своих девочек в стенах лазаретов. Работа в госпиталях становилась для них привычной, а платье сестры милосердия – «второй кожей». Первое время после операций в лазаретах Ольга и Татьяна зажмуривали глаза, вынося тазы крови и отрезанные руки и ноги.
Вместе с отцом сестры присутствовали в Киевском оперном театре во время убийства Столыпина. Они наглядно убедились, что огромная власть не спасает от смерти и часто – прямая дорога к ней.
Протоиерей Афанасий Беляев, исповедовавший Царских детей, писал: «….дай, Господи, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего Царя».
.....................
Они погибли в один миг. Все вместе. Им было так мало лет, что даже сложив все их годы, не получишь полной биографии…Так, обрывки, кусочки…..Недопетая серенада, непрожитая жизнь…..

А кто автор,если не секрет, этой статьи?

Увы но я сама не знаю.